Воспоминания участника Сталинградской битвы Карпук В.А.

Парамонов

Воспоминания участника Сталинградской битвы Карпук В.А.

Сообщение Парамонов » 24 янв 2011, 19:33

Дело было под Сталинградом. Как всегда, был яркий солнечный день. Стояла жара. Погода была лётная, что особенно нам не нравилось. Мы переехали Дон и направились к хутору Качалино. Дорога была ровная и сухая. Машина шла на четвёртой скорости. Лишь пыль широким веером тянулась за нами и медленно оседала на серебристую полынь. Мы ехали в кузове и непрерывно наблюдали за воздухом. В любую минуту можно было подвергнуться нападению вражеской авиации. При появлении врага с воздуха шофёр быстро съезжал с дороги, останавливал машину и, мы разбегались в разные стороны, выбирая какие-либо ямки для укрытия от осколков бомб. Если хищник пролетал невысоко над нами, то мы открывали «ураганный» огонь из четырёх винтовок.
- Всего изрешетили, насилу полетел, - шутил шофёр Дёмин, заводя машину для дальнейшего пути.
Вскоре мы подъехали к хутору и станции Качалино. Станция была почти разрушена ежедневными бомбёжками. Кое-где находились ещё жители. На станции стояло несколько эшелонов. Пакгаузы с хлебом тоже были разбиты, и вороха пшеницы лежали под открытым небом.
Мы приехали за овсом. Подогнали машину к вороху и начали грузить, торопя друг друга, т.к. ожидался скоро налёт. Враг ежедневно бомбит почти в одно и то же время.
- Воздух!.. Воздух! – вдруг услышали мы команду. Спокойно посмотрели в сторону, откуда чуть доносились гул моторов и гром зенитной артиллерии. Зенитки били точно. Даже трудно было найти самолёты в облачках разрывов. Но по нарастающему гулу моторов и пути разрывов зенитных снарядов можно было определить, что самолёты идут сюда. Народ побежал весь из хутора в степь скрываться в щели.
«А вдруг, пролетят», - подумал я и…, когда самолёты нависли над хутором, тоже рванул в степь – дальше от цели бомбёжки. Но… бежать было поздно. Посмотрел на самолёты: они уже шли в пике прямо на нас. Прятаться мне было негде, вблизи нигде не было ни ямки, ни щели. Ложусь в колею от трактора и плотно прижимаюсь к земле. Один глаз и ухо в колее, другие над землёй. Готов провалиться сквозь землю… Среди гула моторов слышу нарастающее завывание бомб. «Ну, всё!» - думаю. – «Вот где смерть меня захватила». А по спине то мороз, то жара пробегут: вот-вот разнесёт меня в клочья. Загремели взрывы. Земля, как море, заколыхалась подо мной. Я ежесекундно ждал: «Вот эта моя…, вот эта моя…». Но они падали все мимо, неподалеку со всех сторон от меня. Вдруг взрывы кончились, и шум моторов стал слышен со стороны. Я поднял голову, взглянул на божий свет и ничего не увидел. «Ослеп!» - подумал я. Нет. Через мгновения ветерок рассеял пыль и дым, и я снова увидел свет. Пошевелил ногами, руками – всё в порядке. Только болела спина от падавших камней земли. Встал, отряхнулся от пыли и пошёл к машине. Насчитал 18 самолётов. Я не думал остаться живым после этой бомбёжки без укрытия. В 10м от меня лежал один боец. Он был убит. Его тело было почти всё изорвано. Немного дальше лежал в траве железнодорожник. Он умер на руках своих товарищей от раны в живот. Смертельно раненная в живот лошадь металась с телегой по степи, волоча за собой свои внутренности. Санитары собирали раненых. Какие-то люди куда-то уносили убитых и части тел. Хутор был окончательно разрушен. Отдельные дома горели, но люди их быстро начали тушить. Машина наша была пробита в трёх местах, но мотор был цел. Догрузили машину, завели мотор, и хутор остался у нас позади. Когда мы приблизились к Дону, солнце уже спряталось далеко за горизонтом. Надвигались вечерние сумерки. Обратно через Дон переехать не представлялось возможности: мост был взорван, и Дон был охвачен огнём. Беспрерывно трещали пулемёты. Огненные цепочки трассирующих пуль проносились над Доном и гасли где-то в мелком кустарнике. Узнав обстановку, мы решили ждать своих. И дня через 3-4 мы встретились.
Картины войны запечатлелись в памяти. Не один раз я был на волоске от смерти. Враг ответит сполна!
Из письма:
"Задача очень тяжёлая. Враг ещё силён. Немало жертв потребуется ещё. Хорошо, если кровь наша прольётся недаром. Мы должны защищаться до последнего, мы должны победить – иного нам выхода нет.
…Живу неплохо. Гром артканонады и ружейно-пулемётная стрельба ежеминутно потрясают землю. Очень часто всякие надежды на жизнь совершенно теряются и случайно приходится оставаться на белом свете. Война идёт на земле, в воздухе и на воде. Дон как будто кипит. Ночами он совершенно горит. Он не видит ночи. На нём всё время сейчас свет… 30.8.1942г. Южный фронт".
Из письма Москалю Василию:
"…я здоров и бодр и живу, пока, неплохо. Конечно, эту жизнь нельзя сравнивать с жизнью мирного времени. Она далеко не похожа на прошлую. Жизнь сейчас своеобразная, интересная и историческая. На человеческую жизнь почти не похожая. Нет тебе нигде постоянного пристанища и ежеминутно ждёшь своей смерти. Погода у нас замечательная. За полтора месяца было только два небольших дождика. Всё время стоит жара днём и прохлада ночью. Спим – если когда приходится – как всегда под открытым небом, на чистом и свежем воздухе, пахнущем серебристой полынью придонской степи. Но редко бывает такой хороший воздух. Чаще всего он бывает засорён фашистской нечистью – самолётами, снарядами, минами и трупами вонючими. И во время жестокого боя воздух бывает переполнен пылью, дымом, и, вместо аромата, в воздухе пахнет гарью, порохом… смертью. Жестокие идут бои. Здесь гибнут тысячи человеческих жизней. Дон стал кладбищем для фашистских голов, но их ещё много живых. И пока мы не срубили последнюю голову, до тех пор мы не должны ждать отдыха. …за 14 месяцев войны я к дикой жизни так привык, что в деревню, в дом – совершенно не хочется. В доме я себя чувствую стеснённым… Я привык к большим лесам, открытому воздуху. Сейчас привыкаю к необозримым степным просторам Дона. Здесь намного труднее, чем на Западном фронте. Здесь всё видно, как на ладони. Даже от жаркого солнца негде спрятаться, приходится сидеть и потеть. Спасает здесь земля. Как суслики сидим постоянно в норах.
…Сегодня я нахожусь километров за 20 от фронта при хуторе Лазновском на отдыхе. Всё время сижу над норой. Ибо с восхода и до заката солнца вражеские самолёты постоянно летают, свободно отыскивают себе цель и начинают бомбить и стрелять. И кто не успевает забраться в нору, тот рискует жизнью, что часто бывает. Вот пока я записываю эти строки, мне до 5 раз пришлось прятаться в щель. А у друга Кузнецова пригорела обеденная каша на огне, пока сидели в щели. И только ночью чувствую себя несколько спокойно. Хутор почти весь разрушен бомбами. …Население всё живёт в окопах со всеми ребятишками. По улицам валяются щепки и стёкла. Всё изрыто воронками от бомб. …В огородах много было тыкв, капусты, помидор, огурцов и т.д. – теперь всё это пропало. Везде валяются осколки от бомб, и местами стоит сильное зловоние от разлагающихся убитых лошадей. Да тут в клочья изорвало одного бойца, и кусочки мяса валяются по всему огороду – где палец, где ступня и т.д.
Это всё гитлеровские новые порядки в Европе…
…жить трудновато. Но мы к этой жизни привыкли, как будто так и надо. Сейчас нет мамки при себе. Сам повар и прачка, радист и командир – везде успевай. Часто вспоминаю домашнюю жизнь, где всё было готово. И койка мягкая, что иногда не нравилось. Но всё это не важно. Сейчас война. Нужно воевать и с гордостью всё это переносить. И, если не умрём, то всё это после войны загладится и останется в памяти как сказка – все прошлые боевые дни Великой Отечественной войны. 1 сентября 1942г."

КАРПУК Василий Алексеевич,
7 апреля 1915 г. родился в д. Фоминка Челябинского уезда Оренбургской губернии (ныне Мишкинский район). Жил как все деревенские мальчишки того времени. Навсегда отпечаталось в памяти детства проход в 1919 г. около деревни войск интервентов в стальных шлёмах (дети смеялись, что дяди миски на головы понадевали) и расстрел ими двух красноармейцев.
С детства был приучен к труду, помогал родителям. В семье было 8 детей. После войны остались в живых три брата – Виктор, Василий и Михаил вернулись к матери Наталье Николаевне КАРПУК (КРУПИЦА) – и одна сестра Ольга. Василий в 13 лет в октябре 1928 г. пошёл работать «дроворубом» в лесхоз, в 15 лет - на железную дорогу путейцем, в 1934 г. – курсант Мишкинского совхозуча, редактор стенгазеты, в 1939 г. окончил Курганский агрозоологический сельхозтехникум являясь председателем профкома и по направлению убыл работать зоотехником в Еловский совхоз д. Курбатово Балахтинского района Красноярского края. Осенью 1939 же года Балахтинским РВК призван на военную службу в РККА. После курса молодого бойца направлен в 236-й отдельный батальон связи 62-го стрелкового корпуса Уральского военного округа курсантом-радистом. После окончания школы младших командиров в феврале 1941 г. направлен на курсы младших лейтенантов возле г. Челябинска, но окончить не успел, так как часть была поднята по тревоге и 17 июня 1941 г. в составе 414 стрелковой дивизии эшелонами была отправлена на Запад. Войну встретили недалеко от ст.Старая Русса, попав под бомбёжку. Первое везение: бомба врубилась в грунт в 2-х метрах от Василия и его друга и не взорвалась. Предполагая, что она замедленного действия, друзья ползком, перекрывая все нормативы, удалились от опасного места. Но бомба так и не взорвалась. Василий испытал чувство благодарности к тем, подпольщикам, кто вредил врагу на его же территории. Пережил все прелести окружения, являясь вначале начальником радиостанции штаба 62-го стрелкового корпуса, затем старшим радистом подразделения войсковой разведки. Видел беспорядок отступления, зверства фашистских лётчиков над безоружными беженцами, героизм политруков и простых коммунистов и красноармейцев, ужасы нацистской оккупации, но особую ненависть до сих пор испытывает к предателям - столько они подлостей сотворили красноармейцам и всему советскому народу. Видел трупы повешенных коммунистов и комиссаров, обезображенные трупы красноармейцев и командиров с выколотыми глазами, отрезанными носами и половыми органами, вырезанными и выжженными звёздами на телах. Но и сам положил немало врагов. Несмотря на обязанности радиста, тем более, что в их группе из 14 человек однажды осталось всего четверо в живых, приходилось применять и трофейный автомат, и снайперскую винтовку, и нож. Не раз выручал и маленький пистолет, прикреплённый за воротником куртки. Ходили в основном в немецкой военной форме, так как советской хватало не более месяца (хотя немецкая изнашивалась ещё быстрее, но «запасы» её были постоянно под рукой). В конце 1941 г. Красная Армия уже двигалась вперёд. Однажды пытаясь взять языка, чтобы командование окружённой группы подразделений приняло правильное решение на предстоящие боевые действия, они пробрались в населённый пункт в подвал бывшего кулацкого дома, в котором находился какой-то немецкий орган военного управления. Но просчитались. Подвал был пуст, никто туда не спустился, а орган эвакуировался. В это время факельщики начали поджигать сельские дома. Командир разведгруппы принял решение не допустить уничтожения села и заодно языка взять на улице. Василий с радиостанцией и двумя легкоранеными бойцами остался в подвале и начал стрелять из винтовки в факельщиков. Уложив троих немцев и одного полицая, почувствовал, что и их дом подожгли. А выйти нельзя: фашисты окружили дом. Так они и отбивались в дыму и огне, пока не рухнули стены дома. Но уже в полузабытьи Василий сообразил, что в подвале всё же маловато дыма и откуда-то сквозит. В углу каменного подвала оказался замурованный подземный ход, преодолев который они оказались возле туалета и, пользуясь немецкой формой, побрели в сторону. Попутно с помощью ножа ликвидировали какого-то гитлеровского офицера, остановившего их и начавшего на них орать. Через несколько часов показались советские танки, шедшие прямо на минное поле. И тут Василию снова удача не изменила. Чтобы предупредить танкистов, он с белым флагом перебежал смешанное минное поле под огнём немцев, не был расстрелян нашими (одет то был в немецкую форму, хотя и без погон и орлов). Правда пару «плюх» от пехотинцев из танкового десанта получил: они не сразу поверили в его чистые намерения. После проверки в Особом отделе, около 3-х месяцев находился в г. Рязани при войсках НКВД. А оттуда в марте 1942 г. убыл командиром взвода – начальником телефонной станции в 140-ю ОРС 18-й стрелковой (впоследствии Мгинская Краснознамённая ордена Суворова) дивизии 4 танковой армии на Сталинградский фронт (г. Скопин ст. Рада, Клетское направление). В Сталинграде снова везение: в кузов машины, набитый бойцами, попала мина, воткнувшись в стоявший мешок с чем-то сыпучим, и не взорвалась.
Из рукописи Василия: «…Начались ужасные бои. Мы находились в 4-й танковой армии, а танков не видели. Фашистские танки прорвали нашу оборону и двигались к Дону. Начальник штаба приказал радистам передислоцироваться на левый берег Дона и не прерывать связь с армией. На берегу столпотворение, так как мост разбит, рвутся бомбы и снаряды. Горят машины и повозки. Красноармейцы и командиры бросаются в реку, чтобы переплыть на тот берег. Осколками была повреждена наша машина и убит водитель. Мы с Кузнецовым сняли радиостанцию и по пешеходному мостику пошли на левый берег. И тут сзади раздался взрыв. Мостик приказал долго жить, а мы полетели в воду. Радиостанцию выбило из рук осколками. К счастью, нас не зацепило. Обмундирование, вещмешок, аккумуляторы тянут на дно, течение несёт. Кругом взрывы, плывут живые и убитые. Кое-как освободился от вещей и поплыл. Сил уже нет. «Конец!»- думаю. - «Прощай, Родина! Прощай мамочка!» Пошёл на дно, рук уже не поднять. А дно оказалось рядом: уровень


.
воды чуть выше глаз. Оттолкнулся ногами, выпрыгнул на поверхность и так прыжками добрался до суши. Долго отдыхать не пришлось: на этом берегу организуют оборону. С трудом нашли своих. Комиссар Тихонов убит, комбат старший лейтенант Тохтин – контужен. Батальон принял старший лейтенант Ленков Геннадий Николаевич (из с. Мехонское Курганской области). От нашего 588-го отдельного батальона связи осталось совсем немного. Комбат приказал занять оборону вместе с пехотинцами. Двое суток мы не давали фашистам форсировать Дон. В небе храбро сражались наши лётчики. Наших самолётов сбито было 2, немецких – 6. На третьи сутки прибыла новая дивизия и нас отвели на хутор Шишигино, потом в Садки. От дивизии осталось практически одно название.»
В декабре 1942 г. дивизия переброшена на Волховский фронт в состав 2-й Ударной армии и снова испытания, в марте 1943 г.- на Ленинградский фронт, в апреле 1944 г.- на 3-й Прибалтийский фронт. С июня по ноябрь 1944 г. на Карельском фронте в составе 7-й армии в Финляндии. В июле 1943 г. вступил в члены ВКП(б).
Из воспоминаний о Волховском фронте: «…Утром 16 января 1943 г. Ленков приказал мне взять 3-х бойцов и отыскать место для узла связи в только что освобождённом пос. Заозёрье. …Все дома в посёлке были разрушены, большинство сгорели и дымились… Мы подошли к одному сгоревшему дому и увидели, что из кучи пепла и дымящихся углей торчит рука человека… Мы все бросились туда и начали разгребать золу. Вытащили 75 человек, чёрных, обгоревших и рядком положили вдоль дороги, чтобы проходившие красноармейцы видели и клялись отомстить врагу. Среди сгоревших было 2 женщины.» Далее: «Редко приходилось часик-другой, завернувшись в палатку, набросав на снег веток улечься и уснуть. Сутками нам не могли доставить хотя бы тёплую пищу. Главное – непрерывность связи. Но никто ни на что не жаловался. Все отлично понимали, что спасение Родины от уничтожения, а людей от рабства…- это наш высокий долг, наша святая обязанность. А без трудностей, без тягот войны не бывает.» На Волховском же фронте, когда находился с радиостанцией на передовой, в их снежную землянку попала мина. Василий организовал эвакуацию раненных радистов и сапёров, а сам раненный в колено осколком с передовой не ушёл: держал связь. С Волховского фронта Василий хранит письмо своей любимой – Тани Карпук (это девичья фамилия – однофамильцы):
Я жду тебя, любимый мой
И буду ждать любя.
Моя любовь всегда с тобой
В боях хранит тебя.
И если грусть нависнет вдруг,
Её я буду гнать,
И каждый день, любимый друг,
Тебя я буду ждать.
Я буду ждать и в эти дни,
Когда никто не ждёт.
Когда знакомые твои
Решат: - Он не придёт.
Но ты придёшь, тебя встречать
Я выйду на крыльцо,
Чтобы обнять, поцеловать
Любимое лицо.
И ты поймёшь меня без слов,
Как я тебя люблю.
Что там в бою моя любовь
Хранила жизнь твою.

Василий ей тоже ответил стихотворением:

На улице полночь. Свеча догорает,
Высокие звёзды видны.
Ты пишешь письмо мне, моя дорогая,
В пылающий адрес войны.
Как долго ты пишешь его, дорогая,
Окончишь и примешься вновь.
Зато я уверен: к переднему краю
Прорвётся такая любовь!
Давно мы из дома. Огни наших комнат
За дымом войны не видны.
Но тот, кого любят,


.
Но тот, кого помнят,
Как дома – и в дыме войны.
Теплее на солнце от ласковых писем,
Читая, за каждой строкой
Любимую видишь и Родину слышишь,
Как голос за тонкой стеной…
Мы скоро вернёмся. Я знаю, я верю.
И время такое придёт.
Останутся грусть и разлука за дверью,
А в дом только радость войдёт.
И как-нибудь вечером, вместе с тобою,
К плечу прижимаясь плечом,
Мы сядем и письма, как летопись боя,
Как хронику чувств перечтём.

Василия назначили начальником узла связи дивизии, куда входили радио-телефонная, телеграфная связь и пост ВНОС.
Из рукописи Василия: «…Начали рваться снаряды недалеко от нашей землянки (бывшей немецкой). Капитан скомандовал, - все в землянку. Мы зашли и сели напротив открытых дверей. Между мной и капитаном сел молодой красивый лейтенант, недавно прибывший из училища. …Вдруг что-то с шумом ворвалось в землянку, нас обдало тёплым воздухом. На мгновение мы опешили. Потом я взглянул на лейтенанта, он сидел, навалившись на стенку и дёргал рукой, то шевелил ногами, а в груди у него большая дыра и кровь льётся. Снаряд влетел в двери, пробил ему грудь, ушёл в земляную стенку и не взорвался. Капитан крикнул: «Все на улицу!» Выскочили, отбежали от землянки и упали. …Но снаряд не взорвался. …Значит, родились мы в рубашках. …Ещё один случай мне никогда не забыть. Это было в сентябре 1943 г. …Я взял телефонный аппарат и, не смотря на разрывы снарядов, побежал по линии в поисках обрыва. Пробежал метров 400 и увидел: лежит связист. Ранен осколками. Отдал ему свой перевязочный пакет и побежал дальше. Второй связист убит. Вскоре нашёл обрыв. Срастил провода и побежал обратно. …Не добежал до землянки метров 10, взглянул, а землянки нет. …Люди, сидевшие в ней – командиры и красноармейцы, погибли». И вообще, состав узла связи менялся почти полностью каждый месяц боёв: убиты или ранены.
24 апреля 1944 г. командир 18-й дивизии генерал-майор М.Абсалямов вручил Карпуку В.А. орден Красной Звезды «за образцовое выполнение заданий командования в борьбе с немецкими захватчиками». О сути заданий Василий Алексеевич не рассказывает до сих пор: говорит, что «срок давности не истёк».
Василий подсчитал как-то, что только до ноября 1944 г. 167 раз был явно на волоске от смерти. Однажды несколько человек присели вовремя боя на бревно. Василий сидел примерно посередине. Вдруг что-то привлекло его в своей обуви, он нагнулся поправить. Над головой что-то прошелестело и брызги крови везде. В живых остался из всех сидевших только Василий. Когда он нагнулся, противотанковая болванка срезала остальных.
Из рассказа радиста Кузнецова П.: «Сидим в машине, передаём радиограмму в штаб армии. …И тут – резкий удар по крыше машины. Взглянули – в потолке дыра, а на полу крутится мина… Оба шепчем: «Ну, всё! Вот она, смерть наша кружится!» Тут Василий вскочил, открыл дверь и ногой вытолкнул мину. Закрыл дверь и упал на пол. Я – рядом. Лежим, ждём: вот-вот взлетим на воздух… Скажите спасибо немецким антифашистам, что они делают такие мины, что многие из них не рвутся.»
На Карельском фронте: «Многие финны разбегаются по лесам… Жизнь проходит в напряжении. День работаем, ночью охраняем сами себя: занимаем круговую оборону. …Батальон пехоты проходил ночью к фронту и решили отдохнуть. Охранение не выставили. А когда командир подал команду: «Встать! Становись!»- более 10 человек не встали. …Финны их кинжалами закололи и никто не слышал. Война с финнами своеобразная, не то, что с немцами.
…Как-то мы с Кузнецовым решили сходить по сопкам, посмотреть, что есть и увидели неожиданное: увидели братские могилы, погибших наших бойцов. Находили шинели, а под ними скелеты людей. …Рядом лежали каски как новые, валенки целые. Этих бойцов не могли найти в глубоком снегу. Немало здесь погибло наших героев в те суровые и морозные дни. Большинство братских могил было взорвано финнами. …
4 сентября финны стали выходить с белыми флагами и кричать: «Рус, не стреляй! Наши в Москве мир заключают! Конец войне!» У них такое бодрое было настроение, что они об этом только и кричали. Финский полковник подходил к нашему переднему краю для переговоров. Он заявил, что у них новое правительство, им дана команда не стрелять в русских и просил, чтобы мы по ним не стреляли. …Мы прекратили стрельбу, но всё было постоянно готово для отпора, т.к. указаний сверху нам не было…»



.
С ноября 1944 г. вывели из Финляндии и на Белорусский фронт. С февраля по март 1945 г. освобождал территорию Польши от фашистов. «…Уже идём по польской земле. Здесь следы войны менее заметны, не то, что у нас – сплошная разруха. Здесь в деревнях домов разрушенных немного, города мало пострадали. Немцы прошли Польшу почти без сопротивления. Одна религия, один строй… В сёлах много людей, ездят на лошадях, держат скот и птицу, чего у нас в освобождённых районах не найдёшь. …наш народ пострадал больше всех европейцев. Живём среди людей-союзников, но, по-правде сказать, много людей есть недоброжелательных, смотрят на нас неприветливо, отказывают в помощи. Приходится всегда держать пистолет наготове, а у меня их три: ТТ, немецкий и польский.» Видел как «аковцы» изуродовали тела захваченных ими двух медсестёр РККА. Сам двоих уничтожил, а одного задержал, когда «аковцы» попытались его ночью захватить в польском лесу рядом с расположением штаба. В марте перешли границу Германии. «…Большинство жителей г. Мальков разбежались, бросив всё своё богатство. Квартиры открыты, магазины тоже. Товаров в магазинах полно разных, со всех стран. Стоят мешки с разной крупой, сахаром, банки с мёдом, конфеты разные… Глаза разбегаются. …Многие берут, что им понравилось. …Отдельные генералы и офицеры машинами отправляли добро в Москву, а от нас посылок не принимали.» То есть, уже в конце войны, выбившей большинство настоящих большевиков, началось перерождение неустойчивых кадров. Проклёвывались матрицы будущих «шестидесятников» и «новых русских»…
Вновь рукопись: «…в рукопашном бою один наш боец встретился с пожилым немцем. Немец взглянул ему в глаза, бросил винтовку и закричал на чистом русском: «Миша, это ты?! Сынок! Я твой отец!»- и бросился к нему с поднятыми руками, пытаясь обнять, прижаться к сыну. Но сын оттолкнул его и выстрелил ему в грудь. Отец чуть постоял, хотел что-то сказать и упал мёртвым. Михаил снял пилотку, постоял около него и ушёл. Потом выяснилось, что… воевали против нас власовцы.»
А закончил Василий Карпук своё боевое «путешествие» в Северной группе войск (с августа 1945 г.) на о. Борнхольм в Дании. «…Быстро выгрузились и пошли в город. Начальник штаба дивизии полковник Стребков приказал мне взять 2-х автоматчиков, найти в городе Центральную телефонную международную станцию, закрыть её, опломбировать и ключи принести ему. …С трудом её нашли. …Зашли мы на телефонную станцию, в ней дежурят 6 женщин у коммутаторов. Увидев нас, они встали … и глядят на нас. Я подошёл к ним и сказал, что мне нужен начальник станции. Они не поняли. Одна куда-то позвонила и приглашает меня к телефону. …это был переводчик с русского языка. Я ему сказал, что нужен начальник станции закрыть и опечатать станцию… Тут же вышел начальник станции и пригласил меня в кабинет. Достал бутылку пива и хотел меня угостить, но я отказался. Тогда он удалил дежурную смену из станции, мы всё проверили, дверь закрыли на замок, опломбировали сургучной печатью и забрали ключи. Я положил их в карман и мы вышли на улицу в сопровождении начальника. Посмотрели на стоящих у крыльца мужчин и машину и мороз по коже: стоят два жандарма в форме наших царских жандармов. На их плечах вместо погон блестели серебристые эполеты с кисточками. На груди серебристые цепи. …Они довезли нас до порта.
…Командование начало вести переговоры с фашистами о капитуляции и сдаче оружия. Немцы отказались. Затрещали пулемёты и автоматы. Опять война! Но фашистов надо добить и бойцы дерутся смело, зная, что к этому их зовёт Родина, иначе нельзя. Бой гремел несколько часов, после чего …немцы согласились на переговоры. Наша дивизия потеряла 30 человек, а фашисты намного больше. Взяли в плен более 10 000 немцев. Автоматов, винтовок и пистолетов набросали целые горы. Дня четыре мы проверяли каждого, изымали всё, кроме сигарет. На датских кораблях всех их отправили …в г.Кольберг.
…У нас нашлись три дурака, без разрешения решили погулять по городу. Погуляли и решили зайти в дом, посмотреть как живут датчане. …вышли на улицу с набитыми карманами. А в это время их датчанин сфотографировал как заходили в дом и выходили. К вечеру он принёс 30 фотографий в штаб дивизии и сказал, что вот эти солдаты обокрали около 10 домов… Начальник штаба вызвал начальника Особого отдела «Смерш» и передал ему все фотографии. …Через час он привёл их в штаб. …признались, что часть награбленного раздали друзьям, а часть принесли для возврата. Вечером прошло заседание военного трибунала. Утром построили три полка буквой «П» на берегу моря. …Привели виновных – 3-х молодых парней, красивых, поставили их у ямы, вышел командир с автоматчиками и зачитал приговор трибунала:…расстрелять!
…Политруки много проводили бесед с бойцами о поведении за границей. Говорили, что мы приходим в другие государства не как завоеватели, не как грабители, а как освободители. Народы об этом знают и надеются на русского солдата, относятся с уважением и доверием. И каждый русский солдат и командир представляют наше государство. Иностранец глядит на него и видит в нём весь Советский народ. Поэтому надо вести себя примерно, образцово, не допускать глупостей и грубости, тем более грабежа. Тем более, что это Дания, а не Германия.»
1 августа 1945 г. демобилизовали первую очередь – «старичков» и женщин. Василию предложили остаться на сверхсрочную службу, но он уже 6 лет не был дома и отказался. 10 октябре 1945 г. в звании старшины сдал оружие, собрал нехитрые вещички да 10 кг муки дали в дорогу и погрузился на пароход. Мог бы и офицером, но сам не захотел, а настаивать не стали: уж очень острый язык был у Василия. Хоть по



.
характеру был общительным, великолепно играл на гармошке, любил петь, подчинённые за глаза звали его «Тёркиным», но правду резал и подчинённым и начальству. Но после погрузки его приключения не завершились. При подходе к берегу их корабль потерял управление, ударился о скалы, получил пробоину и стал тонуть. Василия волной сбросило в холодное море. Но – сила воли плюс закалка помогли и в этот раз выбраться ему из передряги. На берегу он и ещё несколько «счастливчиков» разделись догола, выжали обмундирование, надели влажное и бегом по берегу. Скоро уже начали потеть. Через пару дней эшелоном поехали в Россию. Вернулся в свою деревню Фоминка поднимать народное хозяйство.
С 3 февраля 1946 г. партия направила его преподавателем школы совхозуч. в р.п. Мишкино, затем завуч и секретарь парторганизации Севастьяновской школы животноводов. Общий стаж работы по найму до поступления в Мишкинскую школу-совхозуч составляла 11 лет и 6 месяцев. 3 мая 1946 г. назначен временно исполняющим обязанности заведующего учебной частью. В октябре 1948 г. перешёл на работу инспектором по охране прав детей Мишкинского РайОНО, избран заместителем секретаря парторганизации, а в декабре 1950 г. назначен директором детского дома в с. Коровье Мишкинского района. В 1949 г. поступил в Шадринский государственный учительский институт по специальности «история» и в 1954 г. окончил полный курс названного института. Решением Государственной экзаменационной комиссии Василию Алексеевичу присвоена квалификация учителя истории 5-7 классов средней школы. В ноябре 1953 г. назначен по совместительству преподавателем истории Коровинской средней школы. Через год переведён на Бутырский разъезд (4-ю ферму Севастьяновского совхоза) директором семилетней школы. В 1957 г. Василий Алексеевич поступил в Курганский государственный педагогический институт. 29 июля 1957г., во время хрущёвского антикоммунистического переворота, освобождён от должности директора школы и назначен в ней же учителем истории и труда. Решением Государственной экзаменационной комиссии от 5 апреля 1961 г. по окончании полного курса Курганского государственного педагогического института Василию Алексеевичу присвоена квалификация учителя истории средней школы. 30 июля 1962 г. назначен завучем, а 27 июля 1964 г. - директором уже восьмилетней школы ст. Бутырское. В 1963г. ст. Бутырское переходила в Шумихинский район. Неоднократно являлся депутатом сельского Совета, являлся председателем общества охотников и рыболовов, Почётный гражданин станции Бутырское. 5 октября 1974 г. ушёл на пенсию. В 1977 г. переехал жить в р.п. Мишкино, где был избран председателем Совета, затем секции ветеранов войны до 90-х годов. Вёл в учебных заведениях и трудовых коллективах активную военно-патриотическую работу. Награждён двумя орденами Красной Звезды и орденом Отечественной войны 2 ст., много медалей. Скопил стопку почётных и простых грамот. В 2000г. из-за парализации жены после инсульта он вместе с ней переехал в г. Курган к сыну и дочери.
Жена КАРПУК (КАРПУК) Татьяна Игнатьевна, 1919 г. рождения в д.Фоминка, в 1935 г. окончила Мишкинскую НСШ и поступила в ФЗУ при ЧТЗ в г. Челябинске. Затем работала слесарем на ЧТЗ имени Сталина. В феврале 1938 г. комсомол направил её на педкурсы при Челябинском педучилище, затем с 17 августа 1938 г. работала в средней школе п. Бреды учителем начальных классов и военруком. Заочно окончила Магнитогорское педучилище. 13 марта 1942 г. перешла на работу заведующей общим отделом Районного Совета. 18 июня 1942 г. вернулась в Брединскую начальную школу. Ветеран Великой Отечественной войны. Работала в Мишкинских начальной № 1 (17 декабря 1942 г.- 1 августа 1948 г.) и средней (1 августа 1948 г. –1 ноября 1950 г.), Коровинской (1 ноября 1950 г. – 12 июля 1954 г.) и Бутырской (2 августа 1952 г. – 17 августа 1972 г.) школах. С 17 августа 1972 г. на пенсии. Награждена семью медалями. Инвалид 1 группы.
Василий Алексеевич и Татьяна Игнатьевна до последних дней переписывались со своими военными друзьями и своими воспитанниками и учениками.
Четверо их детей – Валентина, Анатолий, Владимир и Сергей – все офицеры. В настоящее время на действительной военной службе только Сергей. Он то с Валентиной и ухаживали за родителями после того как маму парализовало после инсульта и их перевезли из Мишкино в Курган. Мишкинская благоустроенная двухкомнатная квартира была деприватизирована и безвозмездно передана администрации Мишкино. В Кургане Василий и Татьяна получить квартиру из-за бюрократических проволочек мэрии города Кургана не успели. Хотя они и Сергей обращались лично и письмами к мэру города Курган Ельчанинову А.Ф., заместителю губернатора Мазеину А.Г., губернатору Курганской области Богомолову О.А., федеральному инспектору Балакину В.А., начальнику УФСБ по Курганской области Мазикову А.Г. и в другие инстанции. Всем было на ветеранов наплевать.
Умерли Василий Татьяна почти одновременно летом 2004 года и похоронены на Рябковском кладбище города Кургана.


Воспоминания отца записал сын Сергей. Он же в 2010 г. передал эти материалы в музей Качалинской школы № 1

Вернуться в «Великая Отечественная Война»

Кто сейчас на конференции

Сейчас этот форум просматривают: нет зарегистрированных пользователей и 4 гостя